В 2023 году в российских школах начали использовать новый учебник истории для 10–11 классов под редакцией помощника президента Владимира Мединского и ректора МГИМО Анатолия Торкунова, а в начале 2025 учебного года обязательными стали еще одни учебники под редакцией Мединского — для учащихся с пятого по девятый класс.
Теперь все школы обязаны учить детей по учебникам, которые основаны на государственной «патриотической» версии истории. А будущим преподавателям, которые учатся сейчас в университетах, с этими учебниками приходится работать.
Студенты-историки, которые уже начали преподавать в школе, рассказывают, какие противоречия они видят в новом учебнике и почему преподаватели в университетах советуют им искать другие материалы для уроков.
Я по первому базовому образованию историк. Преподавала в колледжах в Уфе во время учебы и сразу после университета.
В колледже, где я работала, на руки детям учебники Мединского и Торкунова никто не выдавал. Они у меня стопочкой лежали в классе, потому что их закупили очень мало, они очень дорогие. Я их выдавала детям по требованию администрации. Мне нужно было, например, сделать фотографию, где у всех учеников на краешке стола лежит этот «замечательный» учебник. Я им говорила: «Дети, не трогаем, я сейчас сфотографирую и обратно заберу».
Я использовала этот учебник в качестве иллюстративного материала. Я не могу каждому ребенку раздать по карте сражения времен Первой мировой войны, а для наглядности нужно. Картинок в учебнике много, они хорошего качества, цветные, замечательные.
Еще в приложениях к учебнику, который до 1941 года [учебник для 10 класса], есть замечательные документы. Их тоже можно давать читать, но очень фрагментарно, из серии: «Дети, только этот абзац». В самом тексте учебника, если покопаться, тоже есть куски из исторических источников. Но в текст особо лезть я бы не стала, потому что дети могут случайно зацепить что-то нехорошее. На этом мое использование учебника ограничивалось.
В целом, в среднем профессиональном образовании идеологического давления нет. По крайней мере, в Уфе. Но в одном из колледжей, где я работала, требовали работать по учебнику.
Колледж был довольно консервативный по своей политике. Требовали не только использовать этот учебник, но и соответствовать дискурсу, который воспроизводился этим учебником. Мы с этим колледжем не сработались, меня выжили с этого места работы.
Как-то раз ко мне пришла руководитель предметно-цикловой комиссии и сказала: «А тут говорят, что вы не патриот». Якобы несколько кураторок групп пожаловались ей. Я посмотрела на список групп, у которых я веду занятия, начала спрашивать у кураторок, почему они жаловались. Никто не жаловался.
Подошла снова к руководительнице предметно-цикловой комиссии, спросила кто жаловался, додавила ее. Оказалось, что одна мама военнослужащего вооруженных сил РФ возбудилась на мою фразу, которую я произнесла не при детях: при них у нас в принципе не было никаких разговоров, связанных с политикой.
Я при этой маме в учительской столовой сказала, что я своей стране ничего не должна. Закончилось все тем, что со мной в колледже перестали здороваться, у меня в кабинете перестали убираться вообще, мусор выносить. Я сама этим начала заниматься. Ни на одном другом месте работы у меня такого не было.
Одногруппники относились к этому крайне равнодушно, со словами «не будем мы этим пользоваться» и «зачем». Не потому, что этот учебник Мединского такой плохой, а потому что в интернете есть необходимые материалы.
В предыдущих версиях отечественных учебников теме репрессий, их причинам, ходу, последствиям, а также ключевым участникам — как жертвам, так и исполнителям — был посвящен отдельный параграф.
Первую мировую можно вполне себе по учебнику Мединского и Торкунова посмотреть. Но то, что начинается после 1945 года — это уже какое-то мракобесие. Ты буквально открываешь учебник и... помните, как в «Гарри Поттере» была книжка, которая кричала на Гермиону? Буквально ты открываешь книжку, и она на тебя начинает набрасываться.
Это, конечно, шутки, но если честно, в лагерь я бы хотела пойти с кандидатской степенью.
У нас есть отдельный предмет в вузе — «Источниковедение», на этих занятиях мы рассматриваем различные исторические источники. Одним из заданий было сравнить [между собой разные школьные] учебники. Некоторые ребята сравнивали советский учебник с новым учебником [Мединского и Торкунова]. Все пришли к выводу, что советский учебник на удивление лучше, чем нынешний — потому что в учебнике Мединского есть какая-то недосказанность, часть фактов переврали. В советском же учебнике хотя бы прослеживалась логика повествования. Да, там история идет по марксистским тезисам, но концептуально это лучше, чем в учебнике Мединского и Торкунова, потому что в советских учебниках есть логическая связь, а в новых ее нет. И тут проблема не в отсутствии идеологии, а в том, что [новый] учебник написан предельно субъективно, через личное восприятие автора.
Преподаватели в университете осознают, что новые учебники так себе, и это мнение не зависит от их политических взглядов. В целом, большинство преподавателей осуждаtт моменты, связанные конкретно с переписыванием истории.
Те [преподаватели], кто за Путина, часто высказываются, что определенные факты в учебнике недосказаны, что [авторы] откровенно врут, но «это же не вина конкретно Путина, нужно рассматривать это более прагматично». Царь хороший — бояре плохие.
В целом, учебники до девятого класса неплохие, и они не настолько политизированы, как учебники за 10-11 класс. Политика — неотъемлемая часть истории, но когда абзацы написаны с разным идеологическим посылом, невольно задумываешься, что происходило в голове у автора.
Кстати, Мединский вживую производит совсем другое впечатление. Он к нам в КФУ приезжал в прошлом году. В общении он выглядит как настоящий историк. Почему в его учебнике написано то, что написано, не знаю, видимо, так нужно было. Но в целом он человек знающий, и говорить, что он не историк, неправильно.
Всё зависит от дисциплины: пары разные, преподаватели разные, методы на семинарах тоже отличаются. Иногда преподаватель может высказаться насчет украинцев, бандеровцев и так далее во время лекции, но на лекции ты не вступаешь в дискуссию — просто слушаешь и записываешь. На семинарах такого [прямых высказываний по поводу Украины] почти не бывает, а если и случается, то чаще уводится в шутку.
В целом дискуссия до сих пор ценится, поэтому серьезных проблем не возникает. Звучит на самом деле довольно либерально: можно спокойно критиковать учебники. Берешь и критикуешь — и в этом нет ничего особенного.
В целом я согласен с преподавателями: в школе преподают прежде всего ту историю, которая нужна государству. Но хотелось бы давать именно объективный взгляд на историю. Я уверен, что у учеников должна быть возможность пересматривать ошибки, которые были в истории любой страны, и осознавать те или иные последствия [исторических событий].
Риск [во время преподавания в школе] — это обсуждать тему войны [против Украины] вместе с учениками. Высказать свою позицию открыто ты не можешь. Но даже тему [войны против Украины] в учебнике можно преподнести не в горячем патриотическом духе, а в сухом варианте.
Если ученики хорошие попадутся и не будут писать доносы на учителей, то все отлично. Мне кажется, таких учеников много.
Даже наши преподаватели говорят, что по этому учебнику не надо детей учить.
Недавно у нас появился предмет «История нового времени»: его ведет преподаватель, который поддерживает специальную военную операцию. И все равно он говорит, что по учебнику Мединского преподавать не стоит, так как там написано не всегда правильно.
[Вместо этого преподаватели предлагают использовать] методическую литературу, подтвержденную временем. Необязательно советскую. Когда я сам преподавал в школе, я искал разные материалы и представлял ученикам усредненное мнение, которое встречается везде. Потому что правды нет нигде, ни в одном из учебников. Нужно просто научиться видеть разные точки зрения и из них формировать общий взгляд: то, что написано в каждом учебнике, и есть истина.
Я человек социалистических взглядов, буквально ученик Сталина. Мы [студенты и преподаватели] спорим по большей части о событиях, которые разбираем на занятиях, но никто из нас даже не собирается оценивать историю через призму нынешней политики. Просто на каждое событие есть разные точки зрения.
Если преподаватель высказывает точку зрения, которую я раньше не слышал, я спрашиваю: «А по Ленину или Сталину это описано иначе. Объясните, пожалуйста, как это соотносится или расходится». Это именно попытка разобраться в истине.
Конечно, [на занятиях] никто не говорит: «Вы не правы, все по-другому было. И вообще ваша точка зрения не такая [как надо]». Это спортивный интерес в поиске общей истины. Потому что и мы, и преподаватели что-то новое слышим.
В связи с нехваткой в моей школе преподавателей я сам проводил уроки у детей разных классов, с четвертого по одиннадцатый. [Преподавал] и историю, и обществознание, и экономику, и право.
[При подготовке к уроку по истории] я очень долго серфил интернет, выводил какой-то усредненный текст и оптимизировал это под класс, к которому иду. Делал хорошую презентацию с аудио- и видеовставками, игровыми мемами. Я почитал учебник [Мединского и Торкунова], он мне не понравился.
Например, рационалистическое понимание материала: то, что есть в учебнике [Мединского], в основном субъективно, потому что не раскрыты многие мотивы исторических деятелей и нет объяснений, предысторий и последствий исторических событий.
Но ОГЭ и ЕГЭ сейчас как раз переделывают полностью под вопросы из учебника [Мединского и Торкунова]. И фактически отход от линии учебника может привлечь к тому, что ребенок просто ответит по-другому в одном из вопросов ЕГЭ.
[Я планирую преподавать] только в школе. Я целенаправленно иду в школу, потому что вижу нынешнюю попытку ее политизировать. И мне хочется классу, к которому меня приставят, давать только светлые мысли, побуждающие к креативности, дающие возможность и надежду.
Мне очень обидно за развал могущественной интернационалистической страны [СССР] и установление власти капитала у нас. У меня одна цель — такими методами [с помощью преподавания в школе], по заветам товарища Сталина, идти и бороться против верхушки власти. Если рассказывать школьникам другую точку зрения, возможно, они будут мыслить более критически, чем сейчас.
Есть школы, где администрация не особо сильно поддерживает нынешнюю государственную риторику и предоставляет возможность учителям вести уроки так, как они считают нужным. Но если школа хочет оголтело следовать за повесткой государства и повесткой того, что происходит сейчас в мире, то это другое дело. Конечно, там можно будет воплотить мою цель в жизнь, но очень тихо и подпольно, как [это делали] большевики.